Наверное, у каждого есть такие истории, которые не расскажешь даже самому молчаливому другу. Что-то сокровенное, тайное и неприкосновенное. Только твоё. Хранимое за десятью печатями и выжженное на сердце грубым и варварским способом, оставляющем после себя уродливый и иногда кровоточащий рубец.

Один из плюсов постоянного бумагомарательства – это способность превращать что-то болезненное и тоскливое в поэтическое и вдохновенное. Истории из детства становятся доброй байкой или же беззаботным приключением, а воспоминания, не такого уж и далекого, прошлого - психологическим романом или, на худой конец, философской зарисовкой.

В моей комнате стоят две фарфоровые куклы. Одна маленькая в красивом бирюзовом платьице с рюшами, а другая большая, с пышным темно-голубым платьем, украшенным золотыми нитями и жемчугом. Они глядят своими холодными фарфоровыми глазами из-за угла комнаты, стоя облокотившись на старый и не работающий радиоприёмник из СССР.

Первая малышка появилась у меня ещё в детском саду. Как сейчас помню, меня подняли с тихого часа и позвали в соседнюю от моей группу. Нянечки и воспитательницы дружелюбно улыбаясь, подарили мне фарфоровую куклу и какие-то жутко пахучие духи на мой день рождение. «С ней нельзя играть, только смотреть», - с улыбкой сказала мне в тот момент мама, но я глядела в карие стеклянные глаза и чуть ли не пищала от восторга. Наверное, в тот момент во мне проснулся любитель шарнирных кукол, но сейчас не об этом.

Мы принесли её домой и в тихую от родителей, я доставала с полки малышку и играла с ней. У неё были смешные каштановые кудри, которые я любила перебирать руками и безуспешно сооружать из них прически. Сейчас волосы её все такие же кудрявые, правда, спутавшиеся и немного растрепанные. Что ж тут скажешь, время.

Время шло, малышка перестала быть объектом нападок молодого стилиста и просто украшала комнату. Кукла стала просто куклой на которую можно смотреть, но нельзя трогать. В принципе, есть она или нет её, мне, уже взрослой, было все равно.

Но на моё четырнадцатилетие, мне подарили ещё одну. Ту самую. Большую и красивую, в пышном платье с бисером. В отличие от первой, она была во многом на меня похожа. Бледная, с легким румянцем на щеках, красивые кукольные кудри были такого же цвета, как и мои родные волосы и светлые, голубые глаза. «Когда её увидел, сразу вспомнил о тебе, крестница», - с улыбкой сказал мне крестный, протягивая эту красивую фарфоровую куклу с большим розовым праздничным бантом. Опять же, кукла как кукла. И она отошла на задний план со временем, а потом и вовсе перекочевала на дачу.

Но теперь, спустя год после того ужасного дня, после тех стихов, которые никогда не увидят свет и будут прочитаны только ему, я смотрю в эти холодные стеклянные голубые глаза и думаю. Много и основательно. Вспоминаю дни, недели, года, то далекое детство в прозрачной речке у дома, ту рыбалка в деревне, те дни рождения и уверенность, что он – то точно не бросит, потому что я ему как родная. И сразу холодом веет. Да, да, мороз по коже, руки немеют, а ног и вовсе не чувствую от холода и это в 30 градусную жару. И сразу кажется все таким неправильным. Снова чувствуешь бессилие и осознание, что ничем не можешь помочь самым любимым. А потом приходят они.

Призраки прошлого. Как старые приятели садиться рядом и крепко обнимают, нашептывая тебе твою же историю жизни. Смеются на особо горьких моментах и по-дружески хлопаю по плечу, мол, то ли ещё будет! Будет, знаю, проходили. И снова холодом повеяло и будто в назидание за мои мысли, из-за угла выглядывает красивая фарфоровая кукла и смотрит. Смотрит своими искусственными голубыми глазами и навевает воспоминания своим видом. Горько.